Зигзаги судьбы Ивана Вощило
Краснощёков Андрей Александрович
Историк, г. Барнаул (Алтайский край)
Герой данного очерка Иван Арефьевич Вощило не был выдающимся политическим деятелем или военачальником. Скорее рядовым участником исторического процесса с очень непростой и интересной судьбой, в которой как в капле отразилась трагическая история нашей страны в XX веке. При этом его жизненный путь изобилует такими сюжетными поворотами, что, как заметил белорусский историк и краевед Николай Васильевич Пивовар, первым попытавшийся восстановить биографию своего выдающегося земляка, хватило бы на полноценный телесериал из нескольких сезонов. «Сын полка» Русской Императорской армии, полковой разведчик, георгиевский кавалер, участник Белого движения в Сибири, офицер армии Колчака, дважды бежавший из красного плена, военный летчик и белый партизан, подъесаул Енисейского казачьего войска и подполковник китайской армии, сотрудник японских спецслужб и полиции марионеточного государства Маньчжоу-Го, чиновник БРЭМ (Бюро по делам русских эмигрантов в Маньчжурии), заключенный ГУЛАГа, завхоз областного краеведческого музея и археолог-любитель – таков далеко не полный перечень всех ипостасей этого уроженца белорусской земли.
Родился Иван Арефьевич Вощило[1] 27 марта 1899 г., как указано в справке, предоставленной автору Центральным архивом ФСБ, в д. Дорохи Городокского района Витебской области, в семье Арефия Калистратовича и Мария Даниловны Вощило. В настоящее время эта деревня относится к Руднянскому сельсовету того же района, а в то время входила в состав Дубокрайской волости Городокского уезда Витебской губернии.[2] Николай Пивовар называет местом его рождения одноименный хутор Вощилы недалеко от д. Дорохи, в советское время исчезнувший в результате «укрупнения» деревень.[3] Со слов дочери Вощило, Екатерины Ивановны Болотиной, происходил он из крестьян. Однако, в послужном списке, составленном в 1916 г., Иван Вощило назван мещанином г. Городка, православного вероисповедания, проживающим в д. Дорохи Дубокрайской волости Городокского уезда.[4] По словам Екатерины Ивановны, семья была многодетной. О других ее членах известно лишь, что в д. Дорохи у Ивана Арефьевича оставались две сестры – Наталья и Екатерина, проживавшие там и в советское время, к которым он приезжал в 1960-70-е годы. Был также младший брат Михаил, погибший во время Великой Отечественной войны под Харьковом в феврале 1943 г., ушедший на фронт из г. Нижний Тагил Свердловской области.[5] Ни о роде занятий его родителей, ни об их имущественном положении и достатке данных пока нет. Можно предположить, что несмотря на принадлежность к мещанскому сословию, по своему положению Вощило относились скорее к крестьянам, возможно занимавшимся промыслами или торговлей. В последнем случае они могли перейти из крестьянского сословия в мещане, приписавшись к мещанскому обществу ближайшего к ним уездного города.
Другую, более романтическую версию их происхождения, отчасти объясняющую как принадлежность к мещанскому сословию, так и вторую букву «л» в фамилии Ивана Арефьевича в ряде источников, высказал в личной переписке с автором Николай Васильевич Пивовар. По его словам, на бывшем русско-литовском пограничье было множество мелкой шляхты, т.н. «панцирных» и «путных бояр», которые исполняли роль служилого сословия по охране границы, собирали мыто, исполняли роль фельдъегерей и т.п., являясь чем-то вроде нашего казачества. После присоединения этой территории к Российской империи и восстаний 1830-1831 гг. русскими властями был проведен так называемый «разбор шляхты». Дворянину нужно было предоставить документы, подтверждающие дворянство. У крупных и средних дворянских родов они были, а вот мелкие (бывшие служилые) дворяне, как правило, их не имели. В итоге, в зависимости от ряда причин, в том числе и благонадежности, их переводили в однодворцы, а иногда и в крестьянское или мещанское сословие. Возможно, именно так и произошло в XIX в. с предками Вощило. Косвенным подтверждением этого, по мнению Николая Пивовара, является второй вариант фамилии Ивана Арефьевича (Вощилло), ведь для того, чтобы показать дворянское происхождение, имеющие его в прошлом часто удваивали букву окончания (Довгяло – Довгялло, Курило – Курилло, Жабило – Жабилло и т.д.). Однако, не исключено, что попытки Ивана Арефьевича Вощило «облагородить» свое происхождение добавлением одной буквы к фамилии, были не более, чем стремлением выдать желаемое за действительное.
До Первой мировой войны Иван учился в Невельском уездном двуклассном училище и Оболь-Ануфриевской второклассной учительской школе в соседнем Полоцком уезде Витебской губернии.[6] В таких школах, находившихся в ведении Синода, готовили учителей для церковно-приходских школ. Обучение длилось три года. Принимали в них подростков православного вероисповедания с образованием в объёме одноклассной церковно-приходской и начальной школы. Впрочем, окончить ее он не успел – началась Первая мировая война. С началом войны, как впоследствии вспоминал сам Вощило, он три раза пытался сбежать на фронт, но каждый раз его отправляли домой.[7] Очевидно, основной движущей силой стремления на войну простого деревенского паренька из Белоруссии, была юношеская романтика и жажда подвигов, как и у множества других мальчишек со всех необъятных просторов Российской империи. Однако, в отличие от менее удачливых юных добровольцев, возвращенных назад, каковых было большинство, ему, как и будущему Маршалу Советского Союза Р.Я. Малиновскому (который был всего на несколько месяцев старше Вощило), повезло. Он стал «сыном полка» одной из сибирских частей, которая направлялась на русско-германский фронт. Этой частью был 50-й Сибирский стрелковый полк 13-й Сибирской стрелковой дивизии, сформированный в 1914 г. в Красноярске, в состав 1-й роты которого он, согласно послужного списка, был зачислен 27 октября 1914 г. на правах охотника, с прикомандированием к команде разведчиков.[8] В составе этого полка он провоевал с перерывами почти всю войну, сначала на территории Польши, приняв участие в боях под Варшавой, с сентября 1915 г. в Рижском укрепленном районе и с августа 1916 г. – в Галиции.[9]
Судя по его послужному списку, юный разведчик отличался редкой храбростью. Уже 7 ноября 1914 г. он был производен в младшие унтер-офицеры. А вскоре за боевые отличия награжден Георгиевскими крестами 4-й и 3-й степени[10]. 21 января 1915 г. в боях с германцами в Болимовском лесу Иван Вощило был ранен в голову и эвакуирован для лечения в тыл, вернувшись в строй только 13 апреля. Через два дня после возвращения в полк, 15 апреля 1915 г., его производят в старшие унтер-офицеры, с назначением исполняющим должность фельдфебеля команды разведчиков. Так в 16 лет он занял должность, которую обычно занимали авторитетные и опытные унтер-офицеры. Через месяц, 14 мая 1915 г., в боях с австро-германцами при взятии фортов «Слава» у города Синявы на р. Сан он получил пулевое в ногу и снова был эвакуирован в тыл, где пробыл до 2 августа 1915 г. За эти бои унтер-офицер Вощило был представлен к награждению Георгиевским крестом 2-й степени. 26 августа 1915 г., по Высочайшему повелению, он, минуя 2-ю степень, награждается сразу крестом 1-й степени (№6075). А уже 9 сентября 1915 г. в боях с германцами под Нейгутом, в Рижском укрепленном районе, его снова ранили, на этот раз в левую руку. 30 сентября 1915 г. приказом по дивизии, на основании ст. 95 Статута Георгиевского креста, старший унтер-офицер Вощило был переименован подпрапорщики. Вскоре, излечившись после очередного ранения, он откомандировывается в 1-й пехотный запасной батальон, куда прибыл и был зачислен подпрапорщиком в 8-ю роту 14 октября 1915 г. Еще через несколько месяцев, по Высочайшему повелению, его откомандировали для прохождения курса в 1-ю Петергофскую школу прапорщиков. 24 февраля 1916 г. он прибыл в школу и был зачислен в 1-ю роту, а 24 мая того же года успешно окончил ее и Приказом по Петроградскому военному округу был произведен в прапорщики.[11]
Став офицером, он вскоре вернулся в свой полк. И снова служил в полковой разведке, исполняя должность младшего офицера команды разведчиков. В том же 1916 году был произведен в подпоручики, в начале 1917 г. – в поручики и в том же году, уже после Февральской революции, представлен к производству в чин штабс-капитана. В сентябре 1917 г. назначен начальником команды конных разведчиков, а затем комендантом полка. Всего за время войны он был 4 раза ранен и 2 раза контужен. Кроме Георгиевских крестов Иван Арефьевич был награжден «офицерскими» орденами Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», 3-й степени с мечами и бантом и 2-й степени с мечами, а также Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом, т.е. заслужил почти все возможные для его чина награды, кроме ордена Святого Георгия (к которому тоже был представлен) и Георгиевского оружия.[12] И это в 18 лет!
Имел он и иностранные награды, пожалованные союзниками: французскую бронзовую медаль министерства иностранных дел, английскую медаль D.С.М. («For distinguished conduct in the field»)[13], французский Военный крест с двумя пальмами к нему.[14] Впрочем, какие-то из этих наград, он, возможно, заслужил уже во время гражданской войны, находясь в белой армии в Сибири. Кроме правительственных наград была и особая – серебряные часы с надписью «Храбрейшему воину» – подарок от чинов почты, телеграфа и телефона, которую он получил в августе 1915 г.[15]
Большевистский переворот и развал фронта обозначили новый поворот в судьбе поручика. В соответствии с шаблоном, сложившимся в советское время, офицер «из народа», кровью и потом выслуживший чины и награды, должен был с радостью принять новую власть, открывавшую таким как он неограниченные возможности. Если бы Иван Вощило, подобно Родиону Малиновскому, принял сторону большевиков, то, возможно, действительно, сделал бы неплохую карьеру на военном или политическом поприще. Но он оказался сделан из другого теста и, как писали в советских изданиях, не принял произошедшей революции.
24 декабря 1917 г. Иван Арефьевич выбыл из полка, и, как указал позднее в БРЭМовской анкете, «выехал на службу в белые войска в Киев и после в Одессу».[16] Что он имел в виду, к сожалению, не совсем понятно. Возможно, речь идет о деятельности на Украине будущего военного министра Временного правительства автономной Сибири эсера А.А. Краковецкого, примерно в это же время организовавшего в Киеве работу Сибирского военного комиссариата по переброске сибирских частей с фронта на родину в Сибирь, о чем упоминалось в одной из тем на форуме «Гражданская война в Сибири».[17]
Согласно все той же эмигрантской анкете, в марте 1918 г. Вощило выехал в Сибирь.[18] Перед этим он успел побывать на родине, где встретил весьма негостеприимный прием. За время, прошедшее с 1914 г., когда он бежал на фронт, многое изменилось. Его подвиги, ранения и награды в новой революционной России ничего не значили. В глазах многих своих земляков, в т.ч. недавних товарищей, охваченных революционной эйфорией, он со своими «реакционными» представлениями о верности присяге, воинском долге и необходимости победы над врагом, ради которой было пролито столько крови, выглядел «белой вороной». Как рассказал Николай Васмльевич Пивовар, со слов белорусского археолога Эдварда Зайковского, который в 1970-е годы, еще студентом, был знаком с Иваном Арефьевичем и даже гостил у него несколько дней, когда после возвращения домой в офицерском мундире с наградами Врощило пришел на танцы, его избили местные парни. Целую ночь просидел он за столом, размышляя, что делать. Наутро решил через Сибирь выехать в США, а оттуда во Францию, где продолжать борьбу с Германией. Однако из этой затеи ничего не вышло. В апреле Вощило прибыл во Владивосток, где застрял на несколько месяцев и в поисках заработка устроился рабочим на Никольские угольные копи. К этому времени в Сибири и на Дальнем Востоке разгорелось пламя гражданской войны, катализатором которой стало выступление Чехословацкого корпуса. Учитывая антибольшевистские настроения Вощило, он не мог остаться в стороне от этой борьбы. В августе 1918 г. он выехал в г. Хайлар в Маньчжурии, где вступил в Особый Маньчжурский отряд атамана Г.М. Семенова, в составе которого участвовал в походе в Забайкалье. У Семенова, который, на основании представления за Германскую войну, произвел его в штабс-капитаны, бывший разведчик служил а автомобильной роте (в состав которой имелись 1 броневик, 15 грузовых и 1 легковой автомобиль) – младшим офицером и заведующим гаражом.[19]
В январе 1919 г. в жизни Ивана Арефьевича произошел новый поворот – из Читы его направили в Омск, в распоряжение начальника Воздушного флота Верховного главнокомандующего адмирала А.В. Колчака. Впереди ждала служба в авиации, о чем он еще несколько лет назад не мог даже мечтать. В мае того же года он был направлен в Курганскую авиационную школу и зачислен в ее теоретический класс, в котором успел проучиться три месяца – до августа 1919 года. А затем был отправлен на фронт, линия которого проходила уже в районе Кургана, в качестве летчика-наблюдателя и зачислен в 10-й авиационный отряд, в составе которого летал вместе с командиром отряда штабс-капитаном Г.И. Муромцевым[20] до октября 1919 г.[21] Последний свой полет в составе армии Колчака, едва не стоивший ему жизни, летнаб Вощило совершил 9 октября 1919 г. Этот бой подробно описан в книге историка авиации Марата Хайрулина и Вячеслава Кондратьева «Военлеты погибшей империи. Авиация в гражданской войне»:
«С первых чисел октября у станции Зырянка под Курганом невдалеке от реки обосновался 5-й воздухоплавательный отряд РККВФ с привязным аэростатом наблюдения марки «Парсеваль», работавший совместно с бронепоездом «Красный Сибиряк». Каждое утро баллон поднимался над Тоболом, корректируя огонь орудий бронепоезда, бьющих по белогвардейским окопам на восточном берегу. Из корзины аэростата колчаковские позиции были видны, как на ладони. Естественно, первоочередной задачей сибирских летчиков стало уничтожение этой зловредной «колбасы»…
9 октября аэростат с бронепоездом прибыл на разъезд Логовушка. Утром того же дня еще раз прилетел белогвардейский «Сопвич» и сбросил на бивак аэростата с высоты 1500 метров две бомбы, которые вновь упали вдали от цели. Видя бесполезность подобных действий, летчик штабс-капитан Муромцев и летнаб штабс-капитан Вощилло вызвались атаковать стоянку аэростата под покровом темноты на бреющем полете. В полночь с 9 на 10 октября при ясном свете луны их «Сопвич» с приглушенным мотором «подкрался» на высоте чуть больше 20 метров к стоянке воздухоотряда. Вощилло бросил первую зажигательную бомбу в хорошо заметную на фоне земли светло-желтую «тушу» аэростата. Взрыв раздался в 46 шагах от аэростата. В это время у аэростата происходила смена караула. Красноармейцы немедленно открыли огонь из пулеметов, Но Муромцев решил для надежности сделать еще пару заходов, чтобы дать возможность летнабу сбросить оставшиеся боеприпасы. Вторая, фугасная бомба взорвалась в 24 шагах от аэростата, а третья, зажигательная – не сработала. На третьем заходе ураганным огнем с земли Вощилло был тяжело ранен двумя пулями в лицо и в руку. Муромцев был убежден, что аэростат удалось уничтожить, о чем он и доложил по возвращении. Однако летчик ошибся: при осмотре баллона в нем обнаружили лишь несколько осколочных пробоин и порезов. На следующий день все дыры в оболочке были заклеены и аэростат, подкачанный водородом из газгольдера, вновь поднялся в небо.
Белым эта смелая, но неудачная атака обошлась недешево – «Сопвич» вернулся на аэродром с десятком прострелов и истекавшим кровью летнабом».[22]
Пуля повредила Ивану Арефьевичу мизинец и безымянный палец на левой руке, всю оставшуюся жизнь они у него были согнуты, что, впрочем, никак не сказалось на его дальнейшей военной службе.[23]
В ночь с 9 на 10 октября 1919 г. во время боевого вылет под Курганом тяжело ранен, эвакуирован в тыл.
Во время известных событий, в результате которых власть в Иркутске перешла к Политцентру, а затем к большевикам, он оставался в городе и 8 января 1920 г был зачислен в резерв при Управлении «Народного воздушного флота» (с 13 января 1920 г.).[24] Однако у красных он не задержался и вскоре оказался в Чите, куда после Сибирского Ледяного похода отошли остатки разгромленной армии адмирала Колчака. Бежал в Забайкалье к атаману Семенову, где вновь был зачислен летчиком-наблюдателем во вновь сформированный 1-й авиаотряд.[25]
2 апреля 1920 г., вылетев с пилотом Устьянцевым из Читы на воздушную разведку на новом аппарате французского производства «Сальмсон А-2», из-за перегрева мотора они сели на вынужденную посадку в тылу противника, в результате чего самолет попал к красным, а летчики были захвачены в плен.[26] Стоит отметить, что для подпоручика Леонида Георгиевича Устьянцева[27] это была уже не первая подобная ситуация. В самом начале Первой мировой войны, 8 августа 1914 г., будучи летчиком 3-го корпусного авиаотряда Русской Императорской армии, во время вылета над территорией Восточной Пруссии он, судя по всему, точно также попал в плен к немцам, где, вероятно, и провел всю войну. [28] Косвенно об этом свидетельствует его чин подпоручика, который он имел на 1914-й год, в то время как многие его однокашники и сослуживцы к концу Гражданской войны были уже старшими офицерами, а то и генералами (как, например, Анатолий Николаевич Пепеляев). Предположительно, в армию Колчака он прибыл незадолго до ее разгрома из Англии, пройдя обучение в английской летной школе (запись об этом есть в его учетной карточке, найденной в РГВА Маратом Хайрулиным).
Арестован ЧК, до июля 1920 г. находился под следствием в тюрьмах Иркутска и Красноярска. 22 июля 1920 г. дело по обвинению его в службе у белых было прекращено и он был направлен в распоряжение начальника воздушного флота 5-й армии в Иркутск. По др. данным, до декабря 1920 г. содержался в Красноярской тюрьме.
В разговоре с летчиком А. Рябовым, якобы состоявшемся летом 1920 г. в Забайкалье, на ст. Борзя (чего, в действительности быть никак не могло, кроме того, в изложении Рябова пилотом самолета был Г.И. Муромцев, а сама вынужденная посадка имела место в 1919 г. еще до разгрома армии Колчака), Иван Арефьевич рассказывал ему, что они сели рядом с лесом, куда, выскочив из самолета, и попытались убежать и скрыться. Но красные солдаты во главе с комиссаром, подоспевшие к месту посадки, схватили их и стали избивать. По словам Вощило, они забили бы их до смерти или расстреляли, на чем настаивал комиссар, если бы не подоспевшие красные авиаторы, остановившие избиение и взявшие пленных под свою защиту, закрыв их своими телами. Затем они отвезли их на автомобиле в госпиталь, где они пробыли две недели.[29]
Позднее, в своей БРЭМовской анкете Вощило написал, что после пленения его красными он был отправлен в Верхнеудинскую ЧК, а оттуда в Иркутск. В мае его перевели в Красноярскую тюрьму, где он пробыл до декабря 1920 г.[30]
По информации из красных источников, его обвиняли в уничтожении красного аэростата на станции Зырянка в октябре 1919 г., а также побеге из плена, видимо, имея в виду бегство из Иркутска в начале 1920 г. Однако уже в июле 1920 г. следователями военного трибунала 5-й армии дело по обвинению летчиков было прекращено с формулировкой «за отсутствием состава преступления» (в частности по аэростату обвинение было снято, поскольку выяснилось, что он остался цел), и они были направлены в распоряжение начальника воздушного флота 5-й армии в Иркутск.[31]
Переболел тифом, после освобождения и выздоровления бежал в Западную Монголию, где в мае 1921 года в вступил в партизанский отряд атамана Казанцева, состоявший из енисейских казаков. Переименован в казачий чин подъесаула с зачислением по Енисейскому войску. В августе 1921 г. при слиянии в г. Кобдо отряда Казанцева с Русско-инородческим отрядом Горного Алтая под командованием есаула Кайгородова, вошел в состав последнего и был назначен командиром 4-й сотни. В октябре 1922 г. после раскола отряда Кайгородова, вошел в состав отряда под командованием его начальника штаба полковника Сокольницкого, который из г. Кобдо ушел в Синьзцян, где в декабре 1922 г. был интернирован китайскими властями. В феврале 1923 г. прибыл в Маньчжурию. Первое время жил в Харбине, в октябре 1923 г. в поисках работы переехал в Шанхай. В мае 1925 г. поступил добровольцем на службу в Русскую группу генерала К.П. Нечаева при Шаньдунской армии генерала Чжан Цзунчана.
Так Леонид Георгиевич Устьянцев оказался на службе у красных, Вощило же, дело которого было прекращено 22 июля 1920 г., оставался в Красноярске больной тифом, и, судя по всему, к начальнику авиации 5-й армии, как ему было предписано после освобождения, так и не явился, вместо Иркутска бежав на юг Енисейской губернии, в Минусинск и далее на Абаканский завод. Отсюда в апреле 1921 г. через Урянхай (Туву) он бежал в Западную Монголию, где в мае 1921 года в г. Улясутае вступил в партизанский отряд атамана И.Г. Казанцева, состоявший в основном из енисейских казаков.
Вероятно, именно тогда штабс-капитан Вощило был переименован в казачий чин подъесаула с зачислением по Енисейскому войску, в котором состоял все последующие годы в эмиграции. С отрядом Казанцева он принимал участие в двух неудачных походах на Урянхай, предпринятых в мае и июле 1921 г. В августе того же года при слиянии в г. Кобдо отряда Казанцева с Русско-инородческим отрядом Горного Алтая под командованием есаула А.П. Кайгородова, бывший летнаб вошел в состав последнего и был назначен командиром 4-й сотни.[32]
В пересказе летчика Рябова, история с побегом Вощило из плена выглядела несколько иначе. После выздоровления от тифа они с Г.И. Муромцевым (вместе с которым в этой интерпретации событий он попал в плен), были освобождены и решили через Монголию и Маньчжурию пробираться к своим. Получив справки об инвалидности и документы на вымышленные фамилии, они доехали по железной дороге до Новониколаевска, а затем до Бийска, откуда направились в предгорья Алтая, где и перезимовали в одной из деревень, работая кузнецами. Весной они через горы перебрались в Монголию, где Муромцев был случайно застрелен монголами, приявшими их за красных.[33]
В отряде Кайгородова Вощило пробыл до октября 1921 г., приняв участие в неудачной осаде совместно с корпусом генерала А.С. Бакича, сводного русско-монгольского отряда красных под командованием К.К. Байкалова в хурэ (монастыре) Сарыл-гуна. Когда в конце сентября 1921 г. после неудачного штурма монастыря основные силы Кайгородова ушли с тем, чтобы попытать счастья в Горном Алтае, 4-я сотня, которой командовал подъесаул Вощило, осталась вместе с Бакичем, продолжая осаду, снятую лишь в конце октября. К этому времени в отряде Кайгородова, потерпевшего поражение от красных под Кош-Агачем при попытке вторгнуться в Горный Алтай, произошел раскол. Небольшая часть его сторонников, в основном из числа алтайских инородцев, во главе с самим Кайгородовым ушла в Горный Алтай, где продолжила борьбу с красными до весны 1922 г. Большая же часть его отряда, в т.ч. и сотня Вощило, остававшаяся под хурэ до конца осады, отошли обратно в Кобдо. Командование эти отрядом, к которому присоединилась часть оренбуржцев, отколовшихся от Бакича, принял на себя бывший начальник штаба Кайгородова полковник В.Ю. Сокольницкий. 28 октября 1921 г. отряд Сокольницкого выступил из Кобдо на юг и в начале декабря того же года, пройдя через пустыню Гоби и горные перевалы и выдержав по пути несколько боев с монголами, был интернирован китайскими властями в провинции Синьцзян.[34] До конца декабря Вощило исполнял обязанности помощника коменданта лагеря отряда, а затем выехал в Пекин, откуда попал в Тяньцзинь и далее через Мукден в Харбин.
В Харбине он вскоре устроился в мастерскую к русскому инженеру-авиаконструктору Ивану Ивановичу Дилю[12], вскоре эмигрировавшему в США, в качестве заведующего материальной частью. После отъезда Диля, в октябре 1923 г. в поисках работы Иван Арефьевич переехал в г. Шанхай. Первое время по приезде в Шанхай он работал в вулканизационной мастерской И.Л. Лызлова, а в 1924 г. был принят на должность наблюдающего за работами по установкам отопления и водопровода в фирме «Rеyer plumbing & heating».[35] Однако в богатом и относительно благополучном Шанхае он прожил недолго. В силу молодости и характера, требовавшего активной деятельности, а также политических убеждений, стержнем которых были монархизм и непримиримый антикоммунизм, он не мог оставаться в стороне от событий, сотрясавших в ту пору Китай. Поэтому в мае 1925 г. уехал из Шанхая, бросив хорошо оплачиваемую работу, в провинцию Шаньдун и поступил добровольцем на службу в Русскую группу генерала К.П. Нечаева, сформированную из белоэмигрантов при Шаньдунской армии генерала Чжан Цзунчана. В течение нескольких лет он принимал участие в китайской междоусобице, которая в глазах одних белогвардейцев, воевавших «за идею», была продолжением гражданской войны в России, борьбой против ненавистного им коммунистического Интернационала, для других же, настроенных более прагматично, но не имевших гражданской профессии и стабильного заработка – возможностью заработать привычным им ремеслом. Вряд ли И.А. Вощило, имевший на том момент неплохую работу и приличный по эмигрантским меркам заработок, принадлежал к числу таких наемников. Имея оклад в Шанхае до 100 долларов в месяц, в китайской армии он первое время служил рядовым в пулеметной роте, имея оклад всего 12 долларов. Сам он позже писал в анкете, что «с 1925 по 1928 г. включительно служил в Шаньдунской армии, имея желание бороться с коммунистическим влиянием».[36] Впрочем, рядовым Иван Арефьевич пробыл недолго. В декабре 1925 г. он был назначен летчиком-наблюдателем во вновь сформированный авиационный отряд с чином капитана китайской армии, через некоторое время произведен в майоры, с окладом уже 250 долларов в месяц, а в 1927 г. – в подполковники, с окладом 350 дол. в месяц. В одном из боев он вновь был ранен в воздухе. С 1927 г. обучался в русско-китайской авиационной школе в Цинаньфу, где освоил профессию пилота, совершая самостоятельные полеты на аппаратах «Потез» и «Кодрон». В общей сложности, за время Гражданской войны и на китайской службе он налетал 300 часов. Однако карьера пилота китайской армии оказалась недолгой. В сентябре 1928 г., после того, как Чжан Цзунчан потерпел поражение от Национально-революционной армии Гоминьдана, объединившего под своей властью весь Китай, вместе с остальными русскими летчиками Иван Арефьевич был уволен из армии. Служба его была отмечена двумя китайскими орденами – Тучного Колоса 5-й и 3-й ст.[37]
После увольнения с военной службы, в ноябре 1928 г. Вощило поступил на должность заведующего складом и магазином гаража «Централь» в г. Мукдене. В мае 1929 г. его пригласили на службу в бельгийскую трамвайную и электрическую кампанию в г. Тяньцзине, в которой он работал десятником по установке электрических счетчиков, затем заведующим складом по их ремонту и испытанию.[38]
В 1929 г. он женился на Музе Александровне Кузнецовой-Гантимуровой. Его избранница родилась 25 января 1908 г. в Красноярске. Отец Музы – Александр Петрович Кузнецов, в эмиграции прибавивший к своей фамилии вторую – Гантимуров[39], был известным в Красноярске юристом и общественным деятелем, а в годы гражданской войны и в эмиграции – одним из руководителей Енисейского казачьего войска.[40] Муза Александровна прибыла в Маньчжурию с родителями в 1920 г. В 1925 г. окончила Пушкинскую гимназию, в которой учителем истории работал ее отец, а также в 1926-1927 гг. два курса педагогического института в г. Харбине. В 1929-1930 гг. она работала пианисткой в «Ямато отеле» в г. Мукдене и давала уроки музыки. 29 ноября 1929 г. у них родилась дочь Екатерина, а 6 апреля 1931 г. – сын Александр. В мае 1930 г. Иван Арефьевич уволился по собственному желанию со своей службы в г. Тяньцзине и переехал к жене в г. Мукден.[41]
В 1931-1932 гг. Маньчжурия была оккупирована японцами, которые создали здесь марионеточное государство Маньчжоу-Ди-Го. Многие радикально настроенные белоэмигранты связывали с Японией надежды на изгнание СССР с КВЖД и продолжение борьбы большевиками. Во время захвата японцами Маньчжурии некоторые из них выступали в роли «пятой колонны», оказывая поддержку захватчикам, в т.ч. и с оружием в руках. В числе таких эмигрантов оказался и Иван Арефьевич Вощило, с октября 1931 г. на безвозмездной основе занимавшийся формированием русских охранных отрядов в Маньчжурии.[42] В дальнейшем они были интегрированы в полицию марионеточного Маньчжурского государства. Одним из таких отрядов командовал поручик Борис Николаевич Шепунов, впоследствии сыгравший немалую роль в жизни нашего героя.[43] Отряд Шепунова, в рядах которого, возможно, находился и Вощило, двигался впереди наступающих японских войск, а после захвата ими Маньчжурии он выступил с ним на станцию Пограничная и действовал как «полицейский надзиратель», заявив, что будет очищать данный район от коммунистов.[44]
После создания марионеточного Маньчжурского государства, в июне 1932 г. Вощило был принят на службу в японскую жандармерию на ст. Хайлинь, где прослужил до конца года, а в апреле 1933 г. был переведен в главную жандармерию в г. Харбин. В октябре того же года он перешел на службу в полицейский отряд на станции Пограничной, которым командовал вышеупомянутый Б.Н. Шепунов, получив должность полицейского в юридическом отделе. В 1936 г. по расформировании отряда его переводят на должность штатного полицейского в юридический отдел Пограничного полицейского участка.[45] Судя по сведениям, приведенным им в анкете, жалование полицейского (на март 1935 г. – 60 гоби, на октябрь 1936 г. – 50 гоби) было невелико, и жил он с женой и двумя детьми, состоящими на его иждивении, весьма скромно. Так из имущества в анкете 1936 г. он указал только пианино, а в графе про занимаемое жилье – казенную квартиру из одной комнаты с кухней.[46]
С.С. Балмасов, со ссылкой на воспоминания некоего О. Лешко[47] дает весьма нелестную характеристику деятельности Вощило на службе у японцев, сравнивая практикуемые им методы с работой органов НКВД.
По словам Лешко, он и еще ряд русских эмигрантов, работавших на Мулинских копях, были арестованы русскими агентами полиции за то, что отказались стать секретными осведомителями японских спецслужб. Как пишет Балмасов, «отказников нещадно избивали русские полицейские вместе с японцами, которые наглядно демонстрировали на отказниках своим русским коллегам по палаческому ремеслу приемы джиу-джитсу. Кроме того, арестованные эмигранты подверглись жестоким и изощренным пыткам. От них требовали сознаться во вредительстве, что их якобы завербовал НКВД для взрыва мулинских шахт… Среди таких палачей, которые особенно прославились пытками своих соотечественников по приказу японцев, были видный эмигрант Шепунов, а также сын генерала Рычкова, агенты Вощило и Мешков. Арестованным эмигрантам приходилось во всем «сознаваться», в противном случае их или калечили, или забивали насмерть…»[48]
При этом, Лешко вспоминал, что избивавший его Вощило якобы говорил ему: «Мы ведь на вас злобы не чувствуем. Вы – агент ГПУ, наше учреждение – тоже ГПУ!»[49] Насколько все это соответствовало действительности, сказать сложно. Слишком уж не вяжутся эти факты с образом Ивана Арефьевича, его деятельностью до и после этого периода. Возможно, как и его многие его «коллеги» из НКВД, он искренне верил в правоту того, что делал, считая, что «цель оправдывает средства». А может быть, его зверства в японских застенках по отношению к арестованным, о которых писал Лешко, несколько преувеличены или вообще являются выдумкой последнего. Как бы то ни было, проверить это сейчас не представляется возможным.
С созданием в 1935 г. Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ), Вощило был принят на службу в Отделение Бюро на станции Пограничной, заняв в нем должность начальника 1-го отдела. [50] Административную работу в БРЭМ он, судя по его анкете, совмещал со службой в полиции. Начальником отделения был уже упоминавшийся Борис Николаевич Шепунов, заместивший основные должности в отделении «своими людьми», в число которых, видимо, входил и Иван Ареьевич Вощило.[51]
Параллельно со службой в полиции и БРЭМ, подъесаул Вощило занимал должность начальника штаба Пограничненского района Дальневосточного союза военных – организации объединявшей бывших военнослужащих белых армий, проживавших на территории Маньчжурии, возглавляемого все тем же Шепуновым.[52] Одновременно он являлся помощником атамана общеказачьей станицы на ст. Пограничной и начальником Восточного района Маньчжурского отдела Национальной организации русских разведчиков (НОРР) – одной из наиболее многочисленных молодежных организаций Русского Зарубежья, отличавшейся от других организаций русских скаутов крайне правым, монархическим духом.[53]
Была и еще одна сторона его деятельности, о которой упомянуто в уже цитировавшейся работе С.С. Балмасова. Не секрет, что японские спецслужбы, готовясь к войне с СССР, вели активную разведывательную деятельность в приграничных с ним районах, активно привлекая к этой работе русских эмигрантов, состоявших у них на службе. По показаниям русского эмигранта В. И. Габриловича, работавшего в период Второй мировой войны на японскую разведку и задержанного органами «Смерш» в ходе оккупации Маньчжурии советскими войсками, которые он дал 27 августа 1945 г.[54], «… Вощило Иван Арефьевич, 46-47 лет, работал в японской военной миссии на станции Пограничной… Лично руководил работой агентов японской разведки, которых он инструктировал перед переброской через линию границы, – Плотникова Михаила, Лучкина Александра и Ташлыкова Федора, которые одновременно, помимо выполнения ими заданий на территории СССР, использовались в японской военной миссии как палачи при допросах арестованных».[55] О том, какими методами были получены эти показания, и насколько они соответствовали действительности, неизвестно. Впрочем, военная прокуратура Забайкальского военного округа, проверявшая в 1992 г. следственное дело И.А.Вощило (в деле – Ващило), сочла доказательства его работы на японские разведывательные и контрразведывательные органы, собранные следователями «Смерш» вполне достаточными.[56]
К апрелю 1941 г., согласно документу из его личного дела, Иван Арефьевич уже занимал должность начальника Отделения БРЭМ на станции Пограничной, сменив на этом посту Шепунова, переведенного в конце 30-х годов в Главное Бюро в Харбин. Позднее, в результате интриг лидера Русской фашистской партии К.В. Родзаевского, являвшегося главным политическим конкурентом Шепунова (который помимо прочего возглавлял т.н. «Монархическое объединение», вобравшее в себя остатки различных эмигрантских организаций в Маньчжурии), последний был отправлен на периферию, заняв должность руководителя БРЭМ в г. Муданьцзян. Туда же, в Муданьцзян, с 1 апреля 1941 г. был переведен на должность начальника административно-учетного отдела и Иван Арефьевич Вощило.[57] К сожалению, информации о его деятельности в период с 1941 по 1945 гг. найти не удалось, поскольку следственное дело, находящееся в Управлении ФСБ по Хабаровскому краю до сих пор закрыто. Известно лишь, что на 21 марта 1944 г. он служил в полиции в г. Мукдене.[58] По информации, предоставленной Центральным архивом ФСБ, на август 1945 г., когда в Маньчжурию вступили войска Красной армии, Иван Арефьевич проживал там же в Мукдене, работая сторожем на амуничной фабрике. 31 августа 1945 г. он был арестован отделом контрразведки «Смерш» 6-й гвардейской танковой армии «за контрразведывательную и разведывательную работу против СССР». 6 января 1946 г. военный трибунал 36-й армии приговорил его по ст. 58 п.6 ч. 1 УК РСФСР к 20 годам лишения свободы в Исправительно-трудовом лагере.[59] Со слов дочери Ивана Арефьевича, лагерь, в котором он отбывал наказание, находился в Вологодской области, в районе станции Шексна. По информации общества «Мемориал», Шекснинский исправительно-трудовой лагерь МВД СССР (Шекснинлаг) с дислокацией в с. Никольском Вологодской области (ныне р.п. Шексна) был организован 20 февраля 1951 г. На 1 марта 1952 г. в лагере находилось 4218 заключенных, из них 267 осужденных за контрреволюционные преступления. Его контингент работал на строительстве Волго-Балтийского водного пути на участке оз. Белое – Рыбинское водохранилище и заготовке леса для нужд строительства. 31 октября того же года он был объединен с Вытегорским ИТЛ в единый Волго-Балтийский ИТЛ (дислокация – г. Вытегра Вологодской области), закрытый 29 июля 1953 г.[60] Где Иван Арефьевич находился до 1951 и после 1953 гг., данных пока нет.
Информацию о последних десятилетиях жизни Вощило удалось почерпнуть главным образом из недавней публикации в одной из курганских городских газет, автор которой, судя по всему, основывался на воспоминаниях дочери Вощило Екатерины Ивановны Болотиной, а также из переписки с Николаем Пивоваром и родственниками Ивана Арефьевича, проживающими в Кургане.[61]
В 1955 г. его семья – жена Муза Александровна с дочерью, зятем и сыном, приемной дочерью Ольгой, матерью, сестрой Татьяной Александровной и ее дочерью Марианной, получив разрешение вернуться в СССР, выехали из Китая на «освоение целины» и были отправлены на жительство в с. Каширино Курганской области. Муза Александровна получила работу в местном доме культуры, а через год ее пригласили аккомпаниатором в областную филармонию. Через некоторое время следом за ней в Курган перебралась и вся остальная семья, к которой вскоре присоединился вышедший на свободу по амнистии Иван Арефьевич. По воспоминаниям родных, встречавших его на Курганском вокзале, от истощения он был похож на скелет. По словам Екатерины Ивановны, в лагере ее отец выжил лишь благодаря посылкам из дома и своему природному оптимизму и жизнелюбию – даже в самых ужасных обстоятельствах он всегда находил нечто хорошее.
Здесь в Кургане прошли последние годы его жизни. Работал Иван Арефьевич завхозом в Курганском краеведческом музее, а затем заведующим лабораторией музыкальных инструментов в местном культпросветучилище, где трудилась и Муза Александровна, также дававшая частные уроки и руководившая работой музыкального кружка во Дворце культуры строителей. Работать ему пришлось почти до самой смерти, т.к. не было необходимого для назначения пенсии трудового стажа.
Юрий Борисович Куньшин вспоминает: «В 1970 году я начал работать в Курганском культпросветучилище, где и познакомился с Иваном Арефьевичем Вощилло. Он заведовал лабораторией музыкальных инструментов. В его задачи входило выдавать инструменты преподавателям и студентам. Все это фиксировалось в амбарной книге. Уже при первой встрече меня поразил его внешний вид — русского интеллигента. Иван Арефьевич был высоким, слегка сутулился, носил седые усики. Семья жила скромно, если не сказать бедно, но одевался он безупречно. Я обратил внимание на его длинные худые руки и удивительно проницательный взгляд».[62]
Даже после того, что ему пришлось пережить, активная натура Ивана Арефьевича Вощило не давала ему сидеть на месте, ведя образ жизни обычного обывателя, тихо доживающего свой век. Он много читал, работал на даче. Также у него появилось увлечение, перевернувшее всю его жизнь и придавшее ей новый смысл.
Неожиданный поворот начался с посещения библиотеки. В одном из научных журналов Иван Арефьевич прочел отчет археолога Рафаэля Сергеевича Минасяна о находках Славяно-русского отряда северо-западной экспедиции государственного Эрмитажа. Речь в нем шла о перспективных раскопках на юге Псковской и севере Витебской областей.
– Это ж моя родина! До реки Ловать, где проходил путь из варяг в греки, от моих родных Вощил рукой подать! — воскликнул Вощило. И написал письмо ученому в Ленинград. Минасян ответил. С тех пор все свободное от работы время (а работал он через день, так что имел три свободных дня в неделю) он проводил в областной библиотеке, где проштудировал все, что было в фондах по археологии и истории Руси.
Теория у него была тесно связана с практикой. Почти каждый год Вощило ездил в Белоруссию на Городокщину, где жили его сестры. Здесь он занимался поиском памятников древности – курганов, городищ и т.д., привлекая к ним внимание археологов. Так, в 1968 г. он открыл и ввел в научный оборот группу курганных могильников возле д. Дорохи, которая являлась одной из крупнейших в Белорусской ССР, а в 1975 г. открыл неолитическую стоянку на оз. Сенница. Иван Арефьевич вел переписку и был лично знаком с ведущими археологами Беларуси – Э.М. Зайковским, Ю.А. Зайцем, А. Лопатиным, В. Микляевым, М. Ткачевым, Г. Штыховым и многими другими, вместе с которыми участвовал в раскопках на территории своей малой родины. [63] Эта его краеведческая деятельность, продолжавшаяся до 1970-х годов, получила признание и заслуженную оценку лишь недавно, благодаря уже упоминавшемуся витебскому краеведу Н.В. Пивовару.
Смерть этого незаурядного человека, прожившего долгую, насыщенную испытаниями жизнь, прошедшего несколько войн, лагеря, неоднократно раненого и несколько раз балансировавшего на грани жизни и смерти, ускорила нелепая, трагическая случайность. Как-то, возвращаясь из бани, Вощило обратил внимание на группу молодых людей, которые поглядывали в его сторону. Он вышел из автобуса, они последовали за ним, затем напали, нанеся старику несколько ударов. С окровавленной головой Иван Арефьевич добрался до дома, но с тех пор стал чувствовать себя всё хуже и хуже. Скончался он 11 января 1980 г.
Автор благодарит за предоставленную информацию и фото Николая Васильевича Пивовара (г. Витебск, Республика Беларусь), Марата Хайрулина (г. Москва), родственников Ивана Арефьевича Вощило — Екатерину Ивановну Болотину, Ольгу и Ксению Вощило (г. Курган), Владимира Паршукова (г. Ульяновск).
Сноски
[1] Фамилия его в разных источниках и публикациях упоминается в нескольких вариантах – Вощило, Ващило и Вощилло. В более ранних документах, относящихся к периоду до 1917 г., используется написание «Вощило», такую же фамилию носят и его потомки. Появление варианта с удвоенной «л», по-видимому, исходило от самого Ивана Арефьевича Вощило и представляло собой попытку придать ей более аристократический вид, сделав ее похожей на фамилии представителей литовско-белорусской шляхты. Третье написание («Ващило»), как пояснил Н.В. Пивовар является вариантом, приближенным к местному, белорусскому ее звучанию («Вашчыла»).
[2] Архивная справка ЦА ФСБ РФ от 11.10.2102 г.; «Книга Памяти» жертв политических репрессий в Восточном Забайкалье [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://zabarchives.ru/memory
[3] Пивовар. Н.В. Сибирь и Беларусь в судьбе Ивана Вощило // Краеведение как феномен провинциальной культуры: Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 125-летию со дня рождения Андрея Федоровича Палашенкова (1886–1971) (Омск, 27–29 октября 2011 г). – Омск, 2011. – С. 471-473.
[4] РГВИА. Оп.1. Д.184851 (пс.248-044). Л.2; Д.185688 (пс.251-484). Л.2.
[5] Ващило Михаил Арефьевич. Род. в 1909 г. Красноармеец 350-й стрелковой дивизии. Убит 24.02.1943 г.
См: Центральный архив министерства обороны. Ф.58. Оп.18001. Д.687. Л.94; ОБД Мемориал [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=2415624
[6] РГВИА. Оп.1. Д.185688 (пс.251-484). Л.2; Кузьмин А. Прирожденный разведчик//Курган и курганцы. Городская газета. – Вып. 84, 30.07.2014 – С.5. Интернет-версия [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://kikonline.ru/?page_id=16916&paper_id=170072&year=2014
[7] Пивовар Н.В. Указ. Соч.
[8] РГВИА. Оп.1. Д.184851 (пс.248-044). Л.10об.; Д.185688 (пс.251-484). Л.2об.; ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л.1об., 5; Д.8890. Л.1об.
[9] 23 октября 1914 г. 13-я Сибирская Стрелковая дивизия, в которую входил 50-й Сибирский стрелковый полк, была включена в 6-й Сибирский армейский корпус, вошедший в состав 1-й армии (Северо-Западный фронт). После Лодзинского сражения дивизия была выведена из состава 6-го Сибирского корпуса и 15 июня 1915 г. включена в состав формируемого в г. Минске 7-го Сибирского армейского корпуса (Северо-Западный фронт), с 14 июля 1915 г. состоявшего при 5-й армии. 11 августа 1915 г. корпус вошел во вновь формируемую 12-ю армию (Северный фронт). К лету 1916 г. 7-й Сибирский армейский корпус находился в резерве 12-й армии (Северный фронт). 22 августа 1916 г. из резерва корпус направлен в 7-ю армию (Юго-Западный фронт).
[10] Приказами командира 6-го Сибирского армейского корпуса: 4-я степень (№105626) – 30 декабря 1914 г., 3-я (№11420) – 2 января 1915 г.
[11] РГВИА. Оп.1. Д.184851 (пс.248-044). Л.10об.-11об.; Д.185688 (пс.251-484). Л.2об.- 4об.; ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л. 1об., 5; Д.8890. Л.1об.
[12] ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д. 8889. Л.1об., 2-2об., 5-5об., 7; Д.8890. Л.1об., 3.
[13] Награжден в 1915 г. «за выдающиеся мужество и храбрость» по удостоению командующего 5-й армией. Приблизительный перевод названия награды: «За выдающееся поведение на поле боя».
[14] РГВИА. Оп.1. Д.184851 (пс.248-044). Л.11. — 11об.; Д. 185688 (пс.251-484). Л.3-3об.; ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л.2 об., 7; Д.8890. Л.3
[15] РГВИА. Оп.1. Д.184851 (пс.248-044). Л.11.; Д.185688 (пс.251-484). Л.2об.
[16] ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л.5об.
[17] Гражданская война в Сибири. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://siberia.forum24.ru/?1-1-0-00000006-000-10001-0-1286023609
[18] ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л 5об.
[19] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3. Д.8889. Л.1 об., 5об., 7; Д.8890. Л.1об.; Романов А.М. Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова. – Иркутск, 2013. – С. 143.
[20] Муромцев Георгий Иванович. Родился 1 января 1895 г. Потомственный дворянин, сын надворного советника. Окончил гимназию в Ростове-на-Дону. 28 июля 1914 г. поступил охотником в 284-й пех. Венгровский полк. 16 ноября 1914 г. за боевое отличие произведен в младшие унтер-офицеры. 28 марта 1915 г. награжден Георгиевским крестом 4-й ст. 16 апреля 1915 г. за отличия в боях против неприятеля произведен в прапорщики. 19 февраля 1916 г. зачислен в Севастопольскую военную авиашколу, 20 мая 1916 г. сдал экзамен на звание «военного летчика». 15 сентября 1916 г. зачислен в 4-й корпусной авиаотряд. 17 сентября 1917 г. произведен в подпоручики (со старшинством с 19 июля 1915 г.). Исключен из списков отряда 3 февраля 1918 г. Был трижды ранен, награжден орденами Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом, 2-й степени с мечами, Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом, Св. Анны 4-й ст., Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом. В армии адмирала А.В. Колчака штабс-капитан, командовал 10-м авиаотрядом. После ее разгрома попал в плен. На март 1920 г. числился в резерве авиаспециалистов при Управлении воздушного флота Восточно-Сибирской Советской армии, на 4 июня 1920 г. в Красноярском лагере военнопленных, состоял на службе в элктротехнической секции отдела гос. сооружений. Дальнейшая судьба неизвестна. По воспоминаниям летчика А. Рябова, якобы со слов Вощило, вместе с последним Муромцев бежал в Монголию, где и погиб от случайной пули, вероятно в начале 1921 г. (РГВИА. Ф.6072. Оп.1. Д.43, Л. 56об.; РГВА. Ф.39499. Оп.1. Д.297 Л.285; Ф.185. Оп.3. Д.2309. Л.373; A. Riaboff. Flying for the Czar. // Cross&Cockade, Vol. 11, № 4 за 1970 год; A. Riaboff, Von Hardesty. Reminiscences of a Russian Pilot. Gatchina Days. Washington, D.C. Smithsonian Institution Press, 1986. с. 158-163. Перевод А.О. Александрова. Фрагмент предоставлен Маратом Хайрулиным).
[21] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л.5об.
[22] Хайрулин М. Кондратьев В. Военлеты погибшей империи. Авиация в гражданской войне. – М., 2008 – С.171-173.
[23] Кузьмин А. Прирожденный разведчик//Курган и курганцы. Городская газета. – Вып. 84, 30.07.2014 – С.5. Интернет-версия [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://kikonline.ru/?page_id=16916&paper_id=170072&year=2014
[24] РГВА. Ф.207. Оп.1. Д.60. Л.11.
[25] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л.7; Хайрулин М. Кондратьев В. Указ. Соч. – С.179.
[26] РГВА. Ф.30. Оп.3. Д.476. Л.24; ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л.5об., 7об.
[27] Устьянцев Леонид Георгиевич. Родился в 1892 г. в Самаркандской области в семье офицера. В 1909 г. окончил 1-й Сибирский кадетский корпус, в 1911 г. Павловское военное училище. Подпоручик 42-го Сибирского стрелкового полка. Окончил Севастопольскую авиационную школу, на август 1914 г. летчик 3-го корпусного авиаотряда, подпоручик. С 1920 г. в Красной армии. Летчик 2-го авиаотряда 5-й армии. С конца 1922 г. служил в военно-научной редакции РККВФ в должности редактора военного отдела. В начале 30-х годов, по воспоминаниям летчика Д.А. Кудымова, Устьянцев командовал 3-й эскадрильей в Качинской авиационной школе им. А.Ф. Мясникова, имея по одному ромбу в петлицах, что соответсвовало 10-му служебному разраду (а с 1935 г. званию комбрига). (См.: Кудымов Д. А. Огненная высота. – Пермь, 1980. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://militera.lib.ru/memo/russian/kudymov_da/01.html). Дальнейшую его судьбу, к сожалению, выяснить пока не удалось.
[28] Куликов Виктор. Польский орел в русском небе. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.aviahobby.ru/publ/makijonek/makijonek.html
[28] A. Riaboff. Flying for the Czar. // Cross&Cockade, Vol. 11, № 4 за 1970 год; A. Riaboff, Von Hardesty. Reminiscences of a Russian Pilot. Gatchina Days. Washington, D.C. Smithsonian Institution Press, 1986. p. 158-163.
[29] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л.5об., 6об.
[30] РГВА. Ф.185. Оп.3. Д.2309. Л.349, 373.
[31] «Книга Памяти» жертв политических репрессий в Восточном Забайкалье [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://zabarchives.ru/memory; РГВА. Ф.185. Оп.3. Д.2309. Л.349, 373; ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л.5 об., 6об., 7об.
[32] A. Riaboff. Op. cit.
[33] Серебренников И.М. Великий отход// Серебренников И.М. Гражданская война в России: Великий отход. – М., 2003. – С. 130-133, 135-137, 158-162, 182-190.
[34] В 1910-1913 гг. авиамеханик Гатчинской авиашколы. В 1917 г. унтер-офицер, младший механик 6-го авиапарка. Построил двухместный биплан собственной конструкции с изменяемым углом установки крыльев, проходивший испытания в мае 1917 г. Во время гражданской войны служил в армии Колчака в Центральных авиационных мастерских в Омске .В 1919 г. построил оригинальный двухместный истребитель собственной конструкции, с изменяемым в полете углом атаки бипланной коробки, летом 1919 г. прошедший успешные испытания и принятый на вооружение (был сделан заказ на 10 машин, который не успели выполнить). В 1920 г. эмигрировал в Харбин, где продолжал строительство самолетов. В 1924 г. переехал в США. Получил два патента на свои аэропланы с меняющимся углом атаки крыла и складывающимися крыльями, а также на пропеллер с меняющимся ходом.
[35] ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3.Д. 8889. Л.4, 5об.
[36] Там же. Л. 4об.
[37] ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л.2об., 3об., 5об.-6, 7; Д.8890. Л. 3.
[38] ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л.4, 6.
[39] По некоторым сведениям, его бабушка происходила из известного в Сибири княжеского рода Гантимуровых, маньчжурского (тунгусского) происхождения, родоначальником которого считается родственник китайского императора Гантимур, в 1664 г. переселившийся в Россию.
[40] Гантимуров-Кузнецов Александр Петрович (1880-1947). Родился в в Красноярске в семье чиновника. Потомственный почетный гражданин. Окончил гимназию в Красноярске и юридический факультет Томского университета, получив степень кандидата права. Служил присяжным поверенным округа Иркутской судебной палаты в г. Красноярске, занимаясь адвокатской практикой. Избирался гласным Красноярской городской думы. В 1917 г. вступил в Енисейское казачье войско. Участвовал в антибольшевистском мятеже Красноярского казачьего дивизиона под командованием хорунжего Сотникова, после подавления которого скрывался в Томске, а затем в Харбине, где занимал должность юрисконсульта в правительстве генерала Хорвата. Во время гражданской войны был избран членом Войскового правления и помощником атамана ЕКВ. В августе 1919 г. назначен членом Государственного экономического совещания при адмирале А.В. Колчаке. Представлял Енисейское войско на Чрезвычайном съезде (конференции) представителей девяти казачьих войск в г. Омске 19 августа 1919 г. Вместе с енисейскими казачьими частями совершил Великий Сибирский Ледяной поход. В дальнейшем эмигрировал в Китай. Проживая в Маньчжурии, занимался юридической практикой и преподавательской деятельностью, работал в редакциях различных эмигрантских газет. В 20-е – нач. 30-х гг. преподавал историю в Харбинской русской частной гимназии имени А.С. Пушкина. В 1936 г. директор гимназии им. Петра Великого на Мулинских угольных копях. Был заместителем и исполняющим обязанности атамана Енисейского войска в эмиграции, членом правления Восточного казачьего союза и Енисейской казачьей станицы в Харбине.
[41] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л.3, 6; Д.8890. Л.4-4 об.
[42] ГАХК. Ф.Р.830. Оп.3. Д.8889. Л.6.
[43] Шепунов, Борис Николаевич (1897, Елизаветполь (Гянджа) – 1946, Москва). Окончил Елисаветградское кавалерийское военное училище (1917 г.). Служил в «Дикой» дивизии, участник «корниловского мятежа». В гражданскую войну в войсках Закаспийской области. В 1920 г. эмигрировал в Иран, откуда уехал в Приморье к атаману Г.М.Семенову. В 30-е гг. начальник полицейского отряда и Отделения БРЭМ (с 1935 г.) на станции Пограничная, начальник Пограничненского отдела Дальневосточного союза военных. В 1937 г. переведен в Главное Бюро в Харбине. Занимал должности начальника общего отдела и 2-го заместителя председателя БРЭМ (с 1938 г.). Руководитель «Монархического объединения». В 1941-1942 гг. – начальник Восточного районного Бюро в г. Муданьцзян. С конца 1943 г. сотрудник Японской военной миссии в Харбине. В 1945 г. арестован органами советской военной контрразведки «Смерш» и этапирован в Москву. В августе 1946 г. проходил по одному делу с атаманом Г.М. Семеновым, К.В. Родзаевским, И.А. Михайловым и другими видными деятелями русской эмиграции в Маньчжурии, сотрудничавшими с Японией. Расстрелян 30 августа 1946 г.
[44] Балмасов С.С. Белоэмигранты на военной службе в Китае. – М, 2007. – С.409.
[45] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л. 6-6об.
[46] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л. 1, 3об., 4, 6-6об..; Д. 8890. Л. 1.
[47] Лешко О. Русские в Маньчжоу-Го. Шанхай, 1937.
[48] Балмасов С.С. Указ. Соч. – С. 415-416.
[49] Там же.
[50] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л. 7.
[51] Смирнов С.В. Российские эмигранты в Северной Маньчжурии в 1920-1945 гг. (проблема социальной адаптпции). – Екатеринбург, 2007. – С.121; Лешко О. Указ. Соч. С.125.
[52] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л. 5; Путеводитель по фондам Государственного архива Хабаровского края и его филиала в г. Николаевске-на-Амуре. Т1. – Хабаровск, 2006. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=215&sid=735259
[53] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л. 5; Смирнов С.В. Указ. Соч. – С. 173.
[54] Архив УФСБ по Приморскому краю. ПУ-6601. Т. 2. Л. 20 об. – 21 об.
[55] Балмасов С.С. Указ. Соч. – С.489-490.
[56] Архивная справка ЦА ФСБ РФ от 11.10.2102 г.
[57] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8889. Л. 9.
[58] ГАХК. Ф.Р.830. Оп. 3.Д. 8890. Л. 6.
[59] Заключением Военной прокуратуры Забайкальского военного округа от 29 апреля 1992 г., в соответствии со ст. 4 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г., приговор был оставлен в силе и он был признан не подлежащим реабилитации.
[60] Система исправительно-трудовых лагерей в СССР: 1929–1961. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.memo.ru/history/NKVD/GULAG/r3/r3-463.htm
[61] Кузьмин Анатолий. Прирожденный разведчик//Курган и курганцы. Городская газета. – Вып. 84, 30.07.2014 – С.5. Интернет-версия [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://kikonline.ru/?page_id=16916&paper_id=170072&year=2014
[62] Там же.
[63] Пивовар Н.В. Указ. Соч.
Статья впервые была опубликована:
Краснощеков, А.А. Зигзаги судьбы Ивана Вощило //Белая армия. Белое дело: исторический научно-популярный альманах. – №22. – Науч.-исслед. центр «Белая Россия», Екатеринбург – 2015. – С. 79-96.